Когда мы решили, что протомили их достаточно долго, то объявили, что в морге все чисто, и они могут вернуться в здание. Стеная и возмущаясь, они бегом бросились внутрь, чтобы скорей закончить работу и уложиться в срок. Былую расслабленность как ветром сдуло: все нервничали и торопились. Пора было дать им еще один урок. Майк, наш распорядитель морга, остановил их на входе и поинтересовался, куда это они так спешат.

— Назад, работать, — хором воскликнули они.

— Это вряд ли, — ответил он. — Вы же в зараженных костюмах! Их надо снять перед карантинной зоной.

Послышались возгласы протеста («да у меня под костюмом одни трусы!»). Прекрасно! С довольными улыбками мы наблюдали, как сорок полицейских офицеров, еще недавно таких самодовольных, вбегали в здание в трусах и футболках (по счастью, на голое тело комбинезон никто не надел, а то пришлось бы что-нибудь придумать, чтобы избежать неловкости — не только с их, но и с нашей стороны). Теперь они поняли, что нас не следует недооценивать. А мы лишний раз напомнили им: в условиях катастрофы единственное, что можно предсказать — это непредсказуемость. Им предстояло опознавать жертв при падении самолетов, в поездах, сошедших с рельсов, после терактов и природных катаклизмов, и они должны были работать эффективно и профессионально, наблюдая ужасные, трагические картины. Тот эпизод, кстати, завершился к всеобщему удовольствию — вечером мы пригласили офицеров в бар и угостили пивом.

Третья часть курса, после которой они получали диплом о дополнительной квалификации, состояла в написании доклада о любой катастрофе в истории человечества, на их выбор. Они должны были изучить все обстоятельства и прокомментировать, какие методы ИЖК сработали в том случае, а какие нет, и что в процессе можно было улучшить. Слышали бы вы, какой они подняли крик! С какой стати им писать доклад? Они что, опять в школе? Однако впоследствии учащиеся признали, что это задание им очень помогло. Им представилась возможность обобщить всю информацию из теоретического и практического курса, да еще и получить диплом по предмету, который их теперь очень интересовал. Учеба была увлекательная, и большинство из них вспоминало о наших курсах с большой теплотой.

Некоторые написали такие подробные доклады, что мы решили их использовать во втором учебнике: Идентификация жертв катастроф: практический опыт, а гонорары за него перечислить в благотворительный полицейский фонд в пользу пострадавших на службе. Мы с Марком Линчем из полиции Южного Уэльса написали статью о катастрофе в Аберфане в 1966. Эта трагедия, наряду с Пайпер-Альфа и Маркизой, затонувшей в Темзе, чаще всего встречалась в докладах наших учеников (один, между прочим, написал про извержение Везувия — хотя в смысле идентификации жертв там особо не было где разгуляться).

Аберфан выбирали особенно часто не только потому, что там операция проводилась по образцовым для своего времени стандартам, но еще и потому, что тот случай отлично иллюстрировал, как можно делать свою работу даже в отсутствие хитроумных инструментов и технологий. Он установил планку, которая высока даже по сегодняшним меркам. Авария, случившаяся в Аберфане, глубоко тронула всех, кто о ней писал, особенно офицеров из шахтерских поселков. Тот случай напоминал, что ИЖК — процесс не новый; что мы идем по стопам тех, кто занимались идентификацией до нас, людей, которые справились с кошмарной задачей, поставленной перед ними, методично, скрупулезно и с состраданием к жертвам.

Катастрофу вызвало обрушение отвала угольных шлаков на склоне холма над небольшой шахтерской деревушкой Аберфан в южном Уэльсе. «Номер 7», состоявший преимущественно из пыли и мелких частиц, остающихся после фильтрации, располагался на неудачном месте, над подземным родником. Утром 21 октября 1966 года, когда родник вспучился из-за затяжных дождей, более 150 000 кубических метров шлака обрушилось со склона и понеслось вместе с водой вниз, к деревне, со скоростью 50 миль в час. В 9:15, когда ученики и учителя в начальной школе Пэнтглас приступали к урокам в последний день перед осенними каникулами, оползень стер здание с лица земли, похоронив под девятиметровым слоем угля.

Полицейские и спасатели прибыли к школе в 10 утра; все шахтеры в округе, предупрежденные сиренами, похватали свои инструменты и бросились на помощь. Жители деревни, у многих из которых дети находились внутри, пытались откапывать завалы голыми руками, чтобы добраться до них. Это была первая катастрофа с человеческими жертвами, снятая на пленку в реальном времени: к 10:30 ВВС уже вела прямую трансляцию с места событий, подъезжали журналисты. Один из спасателей вспоминал: «Я помогал откапывать детей, и тут фотограф сказал какому-то мальчику поплакать по своим друзьям, чтобы получился хороший снимок. Я решил, что слова с ними не скажу». Перечитывая это, я вспоминала свой опыт в Косово.

Полиция из Мерфир-Тайдфила немедленно приступила к операции поиска и спасения. На этой стадии в живые ставятся в приоритет над мертвыми, и она может занять минуты, часы или дни — в зависимости от катастрофы. На второй стадии, когда извлекаются трупы жертв, в дело вступают судебные антропологи.

В Аберфане передвижной госпиталь развернули в часовне Вифания, в 250 ярдах от школы. Однако живым никого не нашли, и после 11 часов часовню превратили во временный морг. В цоколе устроили базу для волонтеров и координационный центр, а также разместили 200 гробов. Посмертное вскрытие не требовалось, поскольку причина смерти и так была ясна, однако совершенно необходимо было опознать все тела. Коронер и его помощник работали вместе с двумя местными докторами, устанавливая факт смерти, и в сотрудничестве с учителями школы, оставшимися в живых, составляли списки учеников, которые должны были находиться внутри.

Каждое тело, откопанное из завала, на носилках переносили в часовню, помещали во временный морг и присваивали ему уникальный идентификационный номер, который прикалывали к одежде. Этот номер вносили в карточный каталог, вместе с общими сведениями: женского или мужского пола труп, взрослый это или ребенок. 116 мертвых детей лежали на столах, накрытые одеялами, — мальчики с одной стороны, девочки с другой. Трое учителей помогали с предварительным опознанием, а ассистент морга умывал лица погибших, чтобы облегчить визуальную идентификацию. Родные терпеливо дожидались в очереди перед часовней, пока им разрешат войти внутрь, по одной семье за раз, чтобы забрать тело. Когда личность подтверждалась, труп отвозили в другое место, кальвинистскую методистскую церковь, где оно лежало до похорон. Только в пятнадцати случаях опознание было затруднено по причине сильных увечий. Этих жертв идентифицировали по стоматологическим картам.

Сразу после катастрофы все действия сосредотачиваются сначала на выживших, потом на опознании тел, потом на предупреждении дальнейших жертв. Однако в долгосрочной перспективе ее последствия сохраняются, пока живы пострадавшие или пока общество помнит о ней. Спустя пятьдесят лет после Аберфана, многие из тех, кто потерял там близких, до сих пор хранят горькие воспоминания. В те времена стоические принципы представителей рабочего класса призывали «просто жить дальше». Теперь, в эпоху, признающую ценность консультирования и психотерапии, мы понимаем, что подобное подавление травмирующих переживаний может негативно сказаться на здоровье и благополучии человека. Те, кто занимается ИЖК, обязательно помнят, что их задача — ни в коем случае не причинять лишней боли выжившим и родственникам погибших.

Этот императив утвердился после катастрофы с прогулочным судном Маркиза, затонувшим в 1989 году на Темзе, по инициативе судьи Кеннета Кларка, возглавлявшего расследование обстоятельств происшествия и процедуры опознания тел. Его отчет, опубликованный в 2001-м, содержал тридцать шесть рекомендаций и предложений по усовершенствованию данного процесса и привел к пересмотру устаревшей судебно-медицинской процедуры. Главное новшество состояло в учреждении должности руководителя процесса опознания, на которого ложилась вся ответственность за идентификацию жертв.