Однажды нас привели в настоящую глушь, примерно в часе ходьбы от ближайшей проселочной дороги, на небольшую лужайку между холмов. Там, как нам сообщили, стариков, женщин и детей отделили от мужчин, шедших с ними, в составе конвоя беженцев, и отправили куда-то еще. Потом детей отвели на другую сторону луга и сказали бежать назад, к матерям. Они бросились вперед, поскольку были сильно напуганы. И в этот момент, на глазах у потрясенных матерей, бабушек и дедушек, налетчики начали стрелять в ребятишек. Когда они все погибли, те нацелили автоматы на женщин и стариков.

Не знаю, какими словами можно передать жестокость, бесчеловечность, мучительность подобных хладнокровных убийств невинных людей. Мы знали, что расследование будет тяжелым для всех, и, по мере приближения к месту, настроение у команды становилось все более мрачным. Иногда какая-нибудь шутка бывает очень кстати в трагической атмосфере, однако в тот день никто даже не пытался шутить. Это было страшное место, где совершилось страшное преступление. Такое могли сделать только настоящие варвары.

Мы разложили на земле полиэтиленовую пленку и по одному стали эксгумировать тела из общей могилы. Останки, похороненные в земле, лучше сохраняются по двум причинам: температура под землей ниже, отчего уменьшается активность насекомых и замедляется разложение, и у животных нет доступа к трупам. Однако иногда из-за их сохранности работа осложняется, теперь уже по другой причине: тела остаются более узнаваемыми, отчего нашим сотрудникам тяжелее добиться необходимой отстраненности, в которой должен пребывать их ум.

В какой-то момент на пленку передо мной лег труп двухлетней девочки, все еще одетой в пижамку и красные резиновые сапожки. Мне надо было ее раздеть, передать одежду полиции в качестве улики, а затем сделать анатомическое обследование, зафиксировав все пулевые ранения, растерзавшие ее крошечное тельце.

Внезапно я ощутила, как вокруг что-то изменилось. Мы все вели себя очень тихо в тот день, но тут совсем другое молчание, словно тяжелое одеяло, накрыло всю поляну. Я подняла глаза и увидела перед собой длинный ряд полицейских черных сапог с белыми защитными костюмами над ними. Мгновение я не могла понять, почему все выстроились передо мной, перегораживая обзор. И только поднявшись на ноги, увидела причину. Один наш сотрудник сделал самую тяжелую ошибку: представил лицо своей дочери на месте личика покойной и не смог справиться с увиденной картиной. Единственное, что мои коллеги-мужчины могли сделать, чтобы ему помочь, это закрыть его от трупа ребенка, давая время прийти в себя.

Я, мамаша всей нашей команды, не могла оставить дело так. Поэтому, не сказав ни слова, стянула перчатки, спустила до пояса защитный костюм, прошла через кордон, обняла беднягу и держала в объятиях, пока он заходился рыданиями. Думаю, в тот момент все присутствовавшие мужчины поняли, что им не обязательно всегда оставаться сильными. Иногда, особенно если дело касается смерти невинных, кто-то должен пролить по ним слезы, и этим кем-то вполне можем быть мы. То, что твоя броня проницаема, не значит, что ты слабый. Просто ты человек.

В конце нашей последней, и очень долгой, командировки в 2000-м, полицейские отправили нам команду психологов. К тому моменту мы пробыли в Косово восемь полных недель. Живя бок о бок с коллегами такое долгое время, ты узнаешь их очень хорошо, а команда становится твоей второй семьей. Сплотившиеся в единый организм с общей целью и задачей, мы поддерживали друг друга в пору нужды, и вмешательство посторонних, хоть и с добрыми намерениями, встретили в штыки.

Психологи собрали нас всех в какой-то унылой комнате и усадили в круг. Они попросили, чтобы мы прикололи карточки с именами, чтобы «не испытывать неловкости». Мы все прекрасно знали, как кого зовут, так что это делалось только для их удобства, что всем было ясно. Они не представляли, кто мы такие, и не понимали, через что нам пришлось пройти.

Мы жили вместе, ругались между собой и плакали друг у друга на плече; вместе выпивали и работали до изнеможения. Однако мы постарались выполнить то, чего от нас ожидали — ну, по крайней мере, большинство из нас, — и покорно расселись кружком, с карточками на груди.

Психологи начали спрашивать, что мы чувствуем. А что, черт побери, мы могли чувствовать? Мы страшно устали и хотели скорее домой. Мы два месяца копались в останках мужчин, женщин и детей и не собирались церемониться с чужаками, пытавшимися пролезть нам в головы и оживить старые кошмары.

Наш техник морга, Стив, уроженец Глазго, оказался в центре особого внимания. У всех на карточках были фамилии, а у него надпись «Гад», что вызвало у нас приглушенные смешки. Стив, понимаете ли, любил над кем-нибудь подшутить, и большинство из нас побывало жертвами его розыгрышей. Один из них заключался в том, что он где-то раздобыл ярко-розовый будильник в виде мечети, который, вместо того чтобы пикать, начинал завывать голосом муэдзина, собирающего мусульман на молитву, и подбросил его под кровать одного из полицейских, выставив время на четыре утра. Услышав у себя под кроватью клич муэдзина, Мик так и взвился из-под одеяла и, споткнувшись о сапоги, растянулся на полу, поклявшись отомстить. Похоже, час мести настал — именно Мик подписывал карточки с именами. Так что «Гад», как вы догадались, не было фамилией. Буря хохота, поднимавшаяся всякий раз, когда бедняга психолог спрашивал, «и что же, мистер Гад, как вы от этого себя чувствуете», могла, таким образом, считаться достойным и заслуженным отмщением. Нет нужды говорить, что психологи выбились из сил, урезонивая этих съехавших с катушек судмедэкспертов.

Подобные моменты немного скрашивали наши мрачные будни, и именно они запомнились мне больше всего. Моменты, когда мы говорили на языке товарищества, который никто, кроме нас, не понимал. Да, это было тяжелое, но в то же время бесценное время, и опыт, который я не променяю ни на какой другой. Там я поняла, насколько сильна по-настоящему, и теперь, когда мне приходится полагаться на саму себя, знаю, как далеко могу зайти. Я завела там друзей, с которыми поддерживаю отношения вот уже двадцать лет. И сколько бы времени не прошло, неписаное правило нашей команды остается в силе: если коллега по Косово просит о помощи, ты откликаешься.

События, подобные войне на Балканах, меняют всю вашу жизнь, если внезапно вторгаются в нее. Вы можете начать больше ценить то, что имеете, можете уйти в политику, можете с головой погрузиться в новую культуру — в любом случае, одно можно сказать точно: вы никогда не будете тем же человеком, каким были раньше. Да, я многое хотела бы изменить в том периоде своей жизни, но все равно бы ни на что его не променяла. Я очень много узнала о жизни, смерти, своей профессии и о самой себе. И усвоила один жизненно важный урок, который ни за что не забуду: «Никогда, НИКОГДА не перерезать синий проводок».

Глава 11

Когда случилась катастрофа

26 декабря 2004 года люди по всему миру в ужасе наблюдали за цунами, опустошившим прибрежные регионы Таиланда, Индонезии, Шри-Ланки и Индии. И если раньше нам редко выпадал повод использовать это слово, цунами (или «волна в бухте»), то с тех пор оно упоминалось в каждом разговоре еще много месяцев, пока на побережье Индийского океана ликвидировали последствия одной из самых разрушительных природных катастроф в истории человечества.

Ни одна страна в мире не застрахована от массовой гибели людей в результате катастрофы, причиной которой может быть, помимо стихии, еще и случайность, — чья-то ошибка, происшествие на производстве — или намеренный террористический акт. Из соображений гуманности и законности трупы необходимо опознавать, для чего существует давно отработанный процесс идентификации жертв катастроф — ИЖК. Чтобы ИЖК прошла успешно, требуется хорошая подготовка, действующая коммуникационная сеть, междисциплинарное сотрудничество, кризисное управление, быстрое внедрение разработанных планов и оперативное реагирование со стороны специально обученного персонала. Тот неоспоримый факт, что с массовой гибелью людей нельзя разобраться быстро, легко и экономно, следует принять любому правительству, на территории которого она произошла. История показывает, что если мы не уделяем покойным должного уважения, рано или поздно нас призовут к ответу — а это порой ведет к падению действующей власти. В общем, дело серьезное.